* * *
Любая война страшна бесчеловечностью людских противостояний. Убийственной противоестественностью вымещений из общеземного нашего бытия.
Это было давно. На исходе японской оккупации из Маньчжурии. Уже оттесняемые - переселенцы, из числа - простых людей, собирая свой нехитрый скарб – покидали обжитые ими и, в общем-то, фактически чужие, китайские места.
Я не берусь ни осуждать, ни оправдывать их. Простые граждане своей страны всегда находятся где-то посередине или между политически-военных амбиций своих правительствующих государственных чиновников. Бог им судья, коли у них нет иного выхода – как молча принимать или слепо подчиняться власти сильных мира сего.
Их печальный путь лежал через тернии чужих и своих, им чуждых, бездумий. И оттого эта история кажется мне еще более драматичной, чем должно бы казаться - с учетом политики тогдашнего их отечества.
В небольшой русский поселок К., лежащий на пути их массового исхода, принесли израненную, изуродованную, бывшую когда-то красивой и статной, умирающую молодую японку. Русские поселенцы или колонисты из, так называемой, полосы отчуждения линий К.в.ж.д, мирно жившие там немало лет до и во время той небесследной, в общем-то и для них оккупации, нашли её в близлежащем поселку кукурузном поле.
Груди женщины были вырезаны. Тело в колото-резанных ранах. Распухшие губы, гнойные и отечно-вывороченные, в запекшихся наслоениями корост и их изъявлений. Женщины-поселянки из христианского сострадания очередно и попарно дежурили возле неё. Жизнь, еле теплясь, медленно истаивала из этого многострадального молодого тела, вызывая лишь жгучую жалость и неподдельное сочувствие человеческим страданиям. Умирающая иногда приходила в себя и то лишь на краткие минуты. Обводила сердобольных женщин измученными от болей и жара темно-бездонными глазами и тут же проваливалась в забытьи. Тяжко зрелище людского страдания, ну что мне расписывать его здесь – оно ведь и так понятно. Видеть же это воочию куда страшнее и горше. Именно соприкосновением с независимой от многих из нас житейски жестокой - нечаянностью. Осознанностью этой наинеправеднейшей несправедливости - свалившейся на всех одной общей бедой в её - непреодолимости.
Все, казалось бы, под одним и тем же небом живем. И хоть пути Господни действительно зачастую неисповедимы – но в изначальности своей должны бы быть много добрее, ведя нас – ведомых - к Его любови Вселенски-вышней. Потому-то проявление злобы людской, порой повально ослепляющее человечество, потрясает некоторые сердца и души осознанием этой её взрывной силы. Именно беспомощностью искренних противопоставлений людского бескорыстия добра в противовес этому темному междоусобно-человеческому злу - простой своей обыденностью милосердного миролюбия. Невольно-пассивным созерцанием той обезоруживающей неправедности творимого, что накатывающей волной накрывает всех - под бдительным оком нашего Единого Творца.
В одну из тех ужасных ночей, роль сиделки взяла на себя молодая замужняя женщина. Русоволосая и голубоглазая красавица. Та самая, что будучи уже много после тех событий, пожилой - рассказывала мне эту маньчжурскую историю. Она и тогда печально удивлялась такому страшному вымещению злобы на - ни в чем не повинном - человеке. Просто так случилось тогда. Была война и под её кровавый молох подпадали все - и правые, и неправые, и без вины виноватые. Лес рубят – щепки летят?! Привычность этого выражения многие наши соплеменники из рода человеческого пожинают на собственной шкуре и зачастую весьма болезненно.
В далекой Маньчжурии умирала молодая, изувеченная китайскими хунхузами, японка и в последний путь провожали её простые русские женщины. И зная это, они - милосердно ухаживая за ней, делали все что могли – чтобы облегчить её моральные и физические страдания. В какой-то момент она открыла глаза и над ней склонилась светловолосая женщина с печальными голубыми, как небо, глазами. «Поцелуй меня», - сказала ей японка – «Я умираю, поцелуй меня.»
В минуты воспоминаний этого рассказа, мне думается иной раз, что не так уж они до примитивизма «боязливо целомудренны», как принято зачастую считать. Ну, кто не знает о японских «поцелуйчиках» - на уровне «вытянутой руки»*. И порой, вспоминая эту, слышанную-переслышанную от бабушки, с детства моего – маньчжурскую быль, не верится в отсутствие естественной жаркой страстности этого, обыденно привычного любому европейцу, акту эмоционально-чувственного проявления в любви. А уж из благодарности и уважения к равной тебе?! Вряд ли они вообще целовались бы – понимай именно так. Но, умирающая молодая женщина, над которой надругались так, что и пересказать страшно, хотела поцелуя именно в губы – ей хотелось простого человеческого тепла и участия. Она понимала, что этот её - мучительный исход из жизни, заканчивается, что рядом чужие молодые, как и она сама или немного старше по возрасту – но живые и здоровые, участливые, нормальные люди. Она понимала человечность всех проявлений заботливо-бескорыстной их доброты - к ней. Видела искренние слезы их сострадания…
«Поцелуй меня», - попросила она мою светловолосую и голубоглазую бабушку, совсем еще молодую красивую женщину – возраста тридцати с небольшим лет. И бабушка, не раздумывая, поцеловала эти страстно просящие, гнойно-вывороченные в запекшихся корках - горячие губы. Она долго еще потом и спустя много-много лет помнила темные те глаза, полные остывающе-молчаливой благодарности. Глаза, уходящие в вечность – медленно уплывающие в угасание последних минут жизни. Красивый разрез восточных глаз – освобождающихся отрешением от неимоверных страданий теперь уже навсегда...
Я спрашивала бабушку: «А не было ли страха – отвращения? Как она пересиливала себя в тот момент?» Но она всегда с удивлением отвечала, что об этом никогда не думала и уж тем более тогда.
Отступающие японцы обстреливались и отстреливались - и по ходу этих событий, так уж случилось, что этот русский поселок не пострадал. И поселенцы стали меж собой поговаривать, будто каким-то неведомым образом до отступающих людей дошла эта драматическая история. Возможно, так оно и было – как знать. А может, им так хотелось в это верить – вот и объясняли обыкновеннейшую случайность снарядных непопаданий таким образом. Но сия реальность – как в том, так и в другом случае, как принято иной раз житейски говаривать: и на самом деле имела место - быть.
январь 2008 (31 августа 2009)
Комментарий автора: ПРИМЕЧАНИЕ в дополнение:
=История реальная и не раз слышанная мной с моих детства/юности от бабушки и её подруг молодости...
=фото автора Людмила Солма
="Японский поцелуйчик" - нынче в XXI-м веке миф о поцелуях "застенчивых людей" кажется немного "забавной выдумкой", а ведь так оно и было, наверное, когда-то раньше:
http://www.vitaminov.net/rus-sex-allkiss-practice-9865.html
http://www.mith.ru/cgi-bin/yabb2/YaBB.pl?board=east;action=display;num=1112875317
Людмила Солма,
Москва, Россия
член МГО Союза писателей России, Творческого клуба «Московский Парнас», РОФ содействия развитию современной поэзии «Светоч»
«...ПОЭЗИЯ, как мы все понимаем – НЕ ТОЛЬКО <глаза, да слух> РАДУЕТ,
НО И НАПРЯГАЕТ - МЫСЛЬЮ, а иначе какой от неё прок?
разве только - витиеватость <кустистого> стихоплетства.» (Revaty Alrisha, из письма "Амстердам августа 02-го...")
Прочитано 4517 раз. Голосов 2. Средняя оценка: 5
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Спасибо,вам..
Очень грустная и хорошая история,хороший человек ваша бабушка. Комментарий автора: Спасибо и Вам за этот отклик.
Бабушки уже давно нет с нами, но память о её сердечной доброте - благодарно жива и в нас, её внуках...и правнуках. Она была доброй православной христианкой.
Поэзия : Из Магнитки о сущности любви - Светлана Шербан - Спасибо за стихотворения, очень интересно. Всегда мучаюсь вопросом, это правда или вымысел? И где граница? (читатель)
- Сама идея отдельно про это задуматься возникла из вопроса"его"друга, насколько я всё выдумываю. И мне пришлось оправдываться, что для него это - чистый вымысел - он же не любил! А для меня - моя непогрешимая ВНУТРЕННЯЯ реальность - меня иногда циклит, как на картинке из памяти - вот утро - и я на цыпочках крадусь в душ из его постели - и натыкаюсь на предметы, вызывающие дежавю - на столике ручка "Паркер" - мне Армен такую дарил - моя любовь из "первой молодости", вот тюбик пасты - и у меня в номере точь-в-точь, шампунь - точно знаю, дают по талонам - это же 90-е и только москвичам - мне за взятку такой же продали... А свитер - просто брошенный у кабинки - и я всю нерастраченную нежность вкладываю в эту вещь - выворачиваю - утыкаюсь в него и дышу дорогим мне запахом - и мне хочется остро быть с ним - и не уходить - и надо быть утром у себя в номере - и я ухожу - и он не просыпается - а свитер я развешиваю в изголовье - и это против правил и субординации - он не просил меня хозяйничать и примеряться к чужой роли(жены?) Короче, что там за окном - всё равно - какой век, какое кино, какие полит игры - примитивно хочу от него ребёнка и надеюсь, что в этом есть смысл... Вот как-то так, если перевести... с русского на русский.
(автор)
Простите за натурализм и избыточные подробности. Это уже было всё очень давно. Уже нашим близнецам в этом году по 18 будет.
Спасибо ВАМ.